Всё-таки Айзен вызывает у меня эмоции, максимально близкие к любви, только в Маятнике. Точнее даже, в первой половине Маятника. С одной стороны, уже знаешь, что это за фрукт; с другой — он пока ещё похож на человека. Лалка-фукутайчо с торчащими патлами, с болезненной, чрезмерной силой, которую некуда девать и о которой некому рассказать — это интересно. Этому можно сочувствовать. Великие планы, социопатические мечты, горе от ума и прочее. Никогда не устаревает тема, чоуштам.

Как только вайзарды плюхаются на полянку в руконгайских ебенях, и Айзен встаёт над ними вещать истину — всё. Сочувствие отрезает, любовь отрезает, вообще уже ничего не интересно. Потому что на лицо ему как раз тогда налипает вот это фирменное выражение божественного самодовольства, которое я не выношу, и которое всегда хочется быстрее промотать, каким бы красивым Айзена ни рисовали

простынка пра человечность